Кристиания
У зеркала
У зеркала
https :// ficbook . net / readfic /3165891
Автор: Кристиания
Фэндом: Deep Space 9
П ерсонажи: Эльсе, Мика, Беньян, Кира Нерис, гал Дукат
Рейтинг: PG-13
Жанры: Джен, Драма, Психология, POV
Описание:
История дочери гал Дуката и баджорки Мики. По мотивам серии 7.09 "Covenant" (Клятва).
Кое-как подобрав складки неудобного, слишком пышного платья, я устраиваюсь на поваленном стволе веклавы с паддом в руках. Мама, будь её воля, давно бы меня согнала отсюда, но неделю назад отец, выходя из-за стола, обронил: «Не всё ли равно, где Эльсе готовиться к экзаменам? Если она лучше запоминает материал на свежем воздухе, пусть занимается».
И моё убежище в зарослях оставили в покое.
С дороги меня почти никто не видит, зато я могу сколько угодно наблюдать и за суетящимся приларом Коррой, и за хорошенькой белолицей Рисой, болтающей с кем-то по коммуникатору, и за Эдоном, гоняющим обруч вдоль изгороди.
Эдону хорошо: до экзаменов ему ещё семь лет, и хоть его назвали в честь знаменитого Шакаара, подвигов во славу Баджора прямо сейчас от него никто не требует.
А я, может, и рада бы совершить подвиг, да время Сопротивления давно прошло, нападать на нас никто не собирается. Так что, если я буду « прилежно учиться хотя бы последний триместр – разве это так трудно, Эльсе?», мне, возможно, удастся попасть в университет, чтобы через пять лет получить диплом ботаника. Или программиста сельскохозяйственного оборудования.
Вот интересно, а без учёной степени выращивать мобу – никак?
Если бы я ещё знала толком, чего хочу… Умела бы писать картины – попыталась бы стать художником. Отец когда-то занимался со мной, но я быстро увидела, что это глухо. И забросила.
Такой, как Тора Зиял, мне не стать.
Такой, как Тора Зиял, больше и нет. Подумать только, что она погибла всего в девятнадцать лет, полжизни провела в Оккупации, ещё половину – в лагере бриннов… А я смотрю на тоненькую веточку, прочерченную её карандашом, и не могу отвести глаз.
Знали бы мама и отец, что вместо зубрёжки по Доминионской войне я любуюсь картинами Торы Зиял, точно заперли бы в доме. Хотя, отец ведь раньше тоже был художником. Он и сейчас иногда берёт в руки кисть, но творений своих нам почти не показывает. И хорошо. Я не люблю то, что он пишет. Его портреты красивы, но есть в них какая-то нарочитая искусственность. Словно… словно он сам боится изображ ать людей слишком живыми.
Резкий, злой окрик отвлекает меня от мыслей, и падд едва не выскальзывает из пальцев. Я прикладываю руку козырьком ко лбу – от солнца – и вытягиваю шею. Там, на тропе, в пыли, мальчишки Тару лупя т Эдона, моего брата. Ч то они опять не поделили?
Соскочив с бревна и бросив падд на траву, я подбегаю к ним.
- А ну, хватит!
Кто другой на месте ребят шарахнулся бы в сторону, но эти только переехал и. Неучёные ещё.
- Отойди, носатая, не мешай!
Перемазанные в земле пальцы старшего Тару вцепляются в белокурые волосы Эдона, заботливо расчёсанные мамой. Прежде, чем я успеваю подумать, ноги несут меня вперёд, и я врезаюсь в гущу свалки. Вот вам, получайте! Будете знать, как на брата моего замахиваться!
-…Прекратите!
Хорошо знакомый голос словно выливает мне на плечи ушат холодной воды. Споткнувшись, я замираю и моя рука разжимается, выпуская плечо старшего Тару – младший давно уже унёс ноги. Моя мама стоит на крыльце. Золотистая коса, как всегда, закручена вокруг головы, подол шёлкового платья развевает ветер. На лице – хорошо знакомая мне досада… и ещё что-то, напоминающее страх.
- Стыдно, Эльсе, - тихо говорит она. – Иди в дом.
Эдон бормочет что-то в мою защиту, я не слушаю. Шарю в колючей траве, пытаясь отыскать падд.
Моё лицо в зеркале как-то по-дурацки похоже на те безжизненные восковые черты с портретов отца. Матовая кожа, блекло-серые глаза, пегие косы на плечах… Даже чрезмерно выдающийся нос не может хоть немного оживить картину. Вот Эдон совсем другой: розовощёкий, веснушчатый, из тёмных зрачков через край плещет радость.
- Эй, Эльсе, - тянет меня за рукав, - чего ты такая смурная? Праздник же.
Ну да, праздник. Всё, видимо, по накатанной пойдёт: сначала мы в пёстрой толпе побредём на площадь, отец накупит Эдону сладкой пасты, свистелок, флажков и ещё кучу всякого ненужного барахла. Мы выслушаем тягучую, как патока, речь ведека, и нам раздадут свитки, чтобы мы написали на них то, что хотим сжечь в огне. Мама опять будет торопиться, пытаясь уместить все свои горести на листочке бумаги. Не знаю, о чём он а там так пространно пишет… Я последние пару лет бросаю чистый лист: больше всего мне хочется избавиться от разъедающей внутренности пустоты.
- Я не хочу на праздник, - вырывается у меня. – Идите. Я лучше про Эпоху Расцвета поучу.
- Эльсе, - с укором раздаётся у меня за спиной. В глазах мамы холод и усталость. – И ты можешь так говорить? Праздник Благодарности – намного больше, чем повод для застолья и веселья. Лишь чёрствые душой этого не понимают.
Я смотрю в пол, сцепив ладони за спиной.
- Иди в свою комнату, Эльсе. Проси прощения у Пророков. Через полчаса мы ждём тебя внизу.
Иногда мне кажется, что я должна просить у Пророков прощения уже за то, что родилась на свет.
- Одной из причин ухода кардассианцев со станции Терок Нор и прекращен ия Оккупации исследователя считают неуклонно возрастающее давление Объединённой Федерации планет. В то же время нельзя недооценивать и роль отрядов баджорского Сопротивления на планете и на станции…
Экзаменаторша, эксцентричная дама из столицы с латиновой серьгой в ухе, благожелательно улыбается :
- Очень хорошо. Каких известных борцов Сопротивления ты можешь назвать?
- Шакаар Эдон, - не задумываясь , выпаливаю я . – В две тысяче триста сорок первом организовал свою ячейку Сопротивления, нанёсшую значительный урон кардассианцам в провинции Дахкур. Наиболее значимые акции – освобождение трудового лагеря Галитеп, убийство гал Пирака. Ещё был Тана Лос, глава Зелёного отряда Кон-Ма. Это была ультраправая террористическая группировка, и её методы мне представляются чересчур радикальными. Ещё – Кира Нерис, соратница Шакаара…
- К ира Нерис, - задумчиво повторяет экзаменаторша. – Я её неплохо знаю, ещё с времен Оккупации. Скажи, Мара Эльсе, как ты относишься к кардассианцам?
Я пожимаю плечами: вопрос довольно неожиданный.
- Да нормально отношусь. Раньше, конечно, они с нам и по-скотски себя вели , но Доминионские войны их здорово потрепали… и нас тоже. Нам сейчас надо сотрудничать.
- Разумная точка зрения. Если ты ещё не выбрала свой дальнейший жизненный путь, Мара, как ты отнесёшься к тому, чтобы поучаствовать в программе гуманитарной помощи? Нам очень нужны добровольцы.
Что-то гулко бухает у меня в грудной клетке, я придвигаюсь ближе вместе со стулом.
- А… как это можно устроить?
- Очень просто, - полные губы складываются в мягкую улыбку. – Координатор программы – полковник Кира, глава станции «Глубокий космос 9». Я дам тебе рекомендательное письмо к ней. На станции ты уточнишь все детали и, если ты будешь признана годной и тебя всё устроит, подпишешь контракт. Твои родители же не будут возражать, верно?
- Ты никуда не поедешь.
Мам ины побелевшие пальцы стискивают крышку стола, глаза блес тят от гнева . Я переминаюсь с ноги на ногу.
- Слышишь меня? Хватит пустяками голову забивать, тебе нечего делать на Кардассии. Пора заняться устройством своей жизни.
- Именно эт им я и хочу заняться, - ворчливо отзываюсь я.
- Я с тобой об университете говорю.
Покосившись на моё хмурое лицо, мама всплескивает руками:
- Ну за что мне это наказание? Не дочь, а рептилия бесчувственная!
Отец вздрагивает :
- Не гневи Пророков, Мика!
Мама тревожно косится на него, дотрагивается до его рукава:
- Но что нам делать, Беньян? Что нам делать?
С тяжёлым вздохом он складывает руки на груди.
- Я так считаю: пусть слетает на «Глубокий космос». Полковник Кира в высшей степени рассудительна и принципиальна, ты же знаешь её. Она не будет ничего приукрашивать. Несомненно, после разговора Эльсе поймёт, что волонтёрская служба на Кардассии – это не романтическая прогулка, и вернётся домой.
Мама неуверенно качает головой:
- А если… вдруг…
- Мика, - мягко улыбается он. – Это всего лишь «Глубокий космос». Побывать там вполне безопасно для нашей дочери.
Вот сейчас мне больше всего на свете хочется обнять его крепко-крепко. Но он почему-то всегда стесняется, словно каменеет, и поэтому я лишь выдыхаю:
- Спасибо.
Откуда мои родители знают Киру Нерис, ещё успеется выяснить. Сейчас главное – попасть на станцию.
Полковнику уже за пятьдесят, но она всё такая же мускулистая и поджарая, зоркие серые глаза смотрят проницательно.
- И зачем же вам на Кардассию, Мара?
- Не знаю, - честно говорю я.
Просто дома, в Дахкуре, мне нечего делать, и в столице тоже. Я иду как по болоту, пытаясь ощупью нашарить следующую кочку. Что я умею? В науки меня не тянет, в огороде копаться тоже не хочется. Одно время я думала пойти в Звёздный флот, но туда берут далеко не всех… да и с моими «способностями» меня никуда, кроме ка к в Службу безопасности, не направя т. Смертность среди краснорубашечников сейчас, конечно, в разы меньше, чем в прошлом веке, но от хорошей жизни туда всё равно мало кто идёт.
Тора, Тора Зиял, а ведь ты была наполовину кардассианкой. Твой отец возглавлял Оккупацию, гнал на расстрел сотни баджорцев… И всё же ты как-то нашла себя. Ты была удивительно цельным человеком – я читаю это в каждом твоём наброске. Наверное, ты любила и отца, и мать, погибшую где-то в пусты нях Дозарии.
- Что ж, - полковник Кира поднимает взгляд от моей анкеты. – Думаю, вам стоит сразу пройти медобследование. Если всё будет в порядке, мы обсудим детали.
- Да, полковник, - я встаю.
- Вторая дверь налево – медотсек. Спросите доктора Башира.
На голубовато-сером потолке мягко помаргивают лампочки. Я лежу, вытянувшись, на удобной биокровати, а миловидный кудрявый доктор отмечает что-то в падде.
- Интересно, - бормочет он, - очень интересно.
Трикодер вновь попискивает, доктор прищёлкивает языком.
- Мисс Мара, скажите мне, вы когда-нибудь подвергались косметическим операциям?
- Простите? – я приподнимаю голову.
- Вам внешность меняли?
- Да вроде нет, - пожимаю плечами. – Зачем?
- Приборы показывают, что в первые три года жизни вам регулярно вводили группу препаратов, перестраивающих работу клеток эпидермиса и дермы. Довольно неприятная и дорогостоящая процедура.
Я усаживаюсь на койке.
- Глупости какие. Сами посудите, доктор Башир, кому могло понадобиться изменить мне лицо? Родителям?
Он улыбается, и от этой невесёлой улыбки мне становится как-то не по себе.
- Родители порой полны сюрпризов. Ну что ж, мисс Мара, вы пригодны к работе в кардассианских климатических условиях.
Сделав пометку в моей карте, он добавляет:
- Вы, наверное, жару переносите лучше, чем холод?
- Ненавижу холод, - я непроизвольно передёргиваю плечами. Каждую зиму ведь простужаюсь, а Эдону всё нипочём.
- А как у вас с ночным зрением?
- Как у песчаной кошки , - улыбаюсь . Тут мне и впрямь есть чем похвастаться.
Ой…
Вместо того, чтобы подняться, я вновь усаживаюсь на койке.
- Доктор Башир, - вглядываюсь в смуглое улыбч ивое лицо, - вы можете вернуть мне настоящую внешность?
- Это займёт примерно полчаса. Но, учитывая, что вы несовершеннолетняя…
- По баджорским законам – совершеннолетняя, - выпаливаю я. Спасибо зубрёжке по истории. При Оккупации трудовой возраст понизили до пят надцати лет, и потом никому в голову не пришло вернуть всё назад.
- Ну, если так… - проворные руки достают из шкафчика гипошприц. – Не пожалеете потом?
Хмыкаю:
- Даже не представляю.
Лоб, щёки, шея чешутся так, словно я здорово обгорела на уборке мобы. Но всякий раз, когда я тяну руку к зудя щему месту, Башир укоряюще качает головой:
- Мисс Мара!
И я со вздохом заставляю себя лежать спокойно.
Наконец он отходит в сторону, кивает мне:
- Вставайте. Нужно зеркало?
Не дожидаясь моего кивка, протягивает мне квадратное стёклышко в пластиковой оправе.
Что ж, пора.
…У девушки из зеркала бледная кожа в чешуйках , большие, внимательные серые глаза. Ото лба к скулам тянутся изогнутые дуги гребней, такие же гребни очерчивают голую тонкую шею. Нос теперь кажется намного гармоничнее, на подбородке видна кокетливая ямочка. Слегка вьющиеся чёрные волосы падают на плечи.
- Ух ты, - выдыхаю я и вижу, как серые глаза искрятся восторгом. Я – наконец-то я, а не та блеклая тень с чужих полотен.
- Спасибо, доктор! – мои ладони крепко сжимают руку Башира.
- Да не за что, мисс Мара, не за что.
В кабинет осторожно заглядывает рыжеволосая голова:
- Доктор Башир, у вас всё в порядке? Столько времени прошло…
Полковник Кира видит меня и осекается.
Башир что-то объясняет ей, а она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, и долю секунды мне кажется, что Кира Нерис меня ударит. Но потом злость уходит из её взгляда, уголки губ вздрагивают в усмешке:
- Коррекция внешности, значит. Ну что ж, тем легче вас примут на Кардассии.
Я молча киваю.
- Вашу мать зовут Мика, верно? А отца – Беньян.
- Да. Вы знаете их, полковник?
- Немного. Мы познакомились на Эмпок Нор.
- На заброшенной станции?
- В то время она была не такой уж заброшенной, - сухо усмехается Кира. – Я, можно сказать, присутствовала при твоём рождении.
- Правда? – что-то толкает меня вперёд, к ней. – Полковник Кира, так вы можете сказать, кто мой настоящий…
- Могу. Но, думаю, лучше, если ты всё узнаешь от родителей.
Я с сомнением качаю головой:
- Они молчали почти шестнадцать лет.
- Что ж, если они и сейчас ничего тебе не расскажут, я сделаю это. На станцию тебе возвращаться уже не потребуется, но ты в любое время можешь связаться со мной с Кардассии Прайм.
- Благодарю вас, полковник.
Я протягиваю руку, и сухие пальцы крепко пожимают мою ладонь.
Пророки, хорошо, что Эдон в школе. Хорошо… Он не слышит надрывных криков матери, не видит пустого, погасшего взгляда отца.
И это ведь началось с порога…
- Вот она, явилась! Нарочно явилась, чтобы мы полюбовались! Отца не постыдилась. Он всю жизнь, всю жизнь на тебя горбатился, воспитывал тебя, как родную. Я своих сил не жалела, ночей не спала. И что ? Ни малейшей благодарности. В него ты пошла, в него, бессердечная!
- Как его звали?
- Я ему верила. Я думала, что он святой, что он выше Пророков. А он воспользовался… моей слабостью…
Всхлипывает. Щека отца болезненно дёргается.
- Он убить меня хотел, когда испугался, что я опозорю его! Шлюз открыл… и смеялся, пока я задыхалась. Ненавижу!
- Как его зовут? – повторяю я.
По лицу матери скатываются крупные блестящие слёзы. Она бессильно сжимает кулаки и бросает – так бросают последний камень, оставшийся за пазухой:
- Гал Дукат.
Я киваю.
Я поднимаюсь по лесенке к себе в комнату – собрать вещи.
Когда через полчаса я выхожу на скрипучее крыльцо, меня никто не провожает.
Моя расстёгнутая серьга лежит в прихожей, на тумбочке.
В космопорту жарко и солнечно, ветер треплет мои распущенные волосы. Я не стала их закалывать наверх по кардассианской моде, мне нравится и так. Тяжёлая сумка немного оттягивает плечо, но я привыкну. Сколько ещё до посадки – пятнадцать минут?
- Эльсе!
Оборачиваюсь и вижу отца. Беньяна. Он бредёт ко мне по неровной плитке тротуара.
- Слава Пророкам, успел, - на разрумянившемся лице блестят капельки пота. – Эльсе, маленькая, ты прости меня.
Поднимаю брови… то есть, гребни.
- За что?
- Я так и не смог стать тебе отцом. Таким, каким хотелось.
На моих губах дрожит улыбка:
- Но ведь ты старался.
- Да, старался. Я всегда любил тебя, Эльсе, и боялся тебя . Ужасно боялся.
Он протягивает ладонь, отводит от моего лба чёрную прядь.
- Ты красивая. Очень похожа на того, за кого я когда-то был готов отдать жизнь.
- Наверное. Я видела его голофото.
- От Мики в тебе почти ничего нет. А уж от меня…
Мотнув головой, я закидываю руки ему на шею. И он – наконец-то, наконец-то! – стискивает мои плечи в ответ.
Мягкий, плавный голос доносится до нас:
- Вниманию пассажиров: объявляется посадка на рейс номер А-921 Дахкур – Лакат. Повторяю…
Я поправляю ремешок сумки на плечи:
- До встречи!
- Погоди, - он сует руку в карман, судорожно шарит. – Вот. Мика… твоя мама просила передать.
На узкой белой ладони сверкает, разбрызгивая солнечные искры, серьга.
Я медлю, мои пальцы осторожно касаются металла. Серьга опускается в мой нагрудный карман.
Всё. Можно идти.
Ещё одно короткое объятие, и я иду к трапу, не оглядываясь назад.
У меня всё получится. Ведь я – дочь гал Дуката.
https :// ficbook . net / readfic /3165891
Автор: Кристиания
Фэндом: Deep Space 9
П ерсонажи: Эльсе, Мика, Беньян, Кира Нерис, гал Дукат
Рейтинг: PG-13
Жанры: Джен, Драма, Психология, POV
Описание:
История дочери гал Дуката и баджорки Мики. По мотивам серии 7.09 "Covenant" (Клятва).
Кое-как подобрав складки неудобного, слишком пышного платья, я устраиваюсь на поваленном стволе веклавы с паддом в руках. Мама, будь её воля, давно бы меня согнала отсюда, но неделю назад отец, выходя из-за стола, обронил: «Не всё ли равно, где Эльсе готовиться к экзаменам? Если она лучше запоминает материал на свежем воздухе, пусть занимается».
И моё убежище в зарослях оставили в покое.
С дороги меня почти никто не видит, зато я могу сколько угодно наблюдать и за суетящимся приларом Коррой, и за хорошенькой белолицей Рисой, болтающей с кем-то по коммуникатору, и за Эдоном, гоняющим обруч вдоль изгороди.
Эдону хорошо: до экзаменов ему ещё семь лет, и хоть его назвали в честь знаменитого Шакаара, подвигов во славу Баджора прямо сейчас от него никто не требует.
А я, может, и рада бы совершить подвиг, да время Сопротивления давно прошло, нападать на нас никто не собирается. Так что, если я буду « прилежно учиться хотя бы последний триместр – разве это так трудно, Эльсе?», мне, возможно, удастся попасть в университет, чтобы через пять лет получить диплом ботаника. Или программиста сельскохозяйственного оборудования.
Вот интересно, а без учёной степени выращивать мобу – никак?
Если бы я ещё знала толком, чего хочу… Умела бы писать картины – попыталась бы стать художником. Отец когда-то занимался со мной, но я быстро увидела, что это глухо. И забросила.
Такой, как Тора Зиял, мне не стать.
Такой, как Тора Зиял, больше и нет. Подумать только, что она погибла всего в девятнадцать лет, полжизни провела в Оккупации, ещё половину – в лагере бриннов… А я смотрю на тоненькую веточку, прочерченную её карандашом, и не могу отвести глаз.
Знали бы мама и отец, что вместо зубрёжки по Доминионской войне я любуюсь картинами Торы Зиял, точно заперли бы в доме. Хотя, отец ведь раньше тоже был художником. Он и сейчас иногда берёт в руки кисть, но творений своих нам почти не показывает. И хорошо. Я не люблю то, что он пишет. Его портреты красивы, но есть в них какая-то нарочитая искусственность. Словно… словно он сам боится изображ ать людей слишком живыми.
Резкий, злой окрик отвлекает меня от мыслей, и падд едва не выскальзывает из пальцев. Я прикладываю руку козырьком ко лбу – от солнца – и вытягиваю шею. Там, на тропе, в пыли, мальчишки Тару лупя т Эдона, моего брата. Ч то они опять не поделили?
Соскочив с бревна и бросив падд на траву, я подбегаю к ним.
- А ну, хватит!
Кто другой на месте ребят шарахнулся бы в сторону, но эти только переехал и. Неучёные ещё.
- Отойди, носатая, не мешай!
Перемазанные в земле пальцы старшего Тару вцепляются в белокурые волосы Эдона, заботливо расчёсанные мамой. Прежде, чем я успеваю подумать, ноги несут меня вперёд, и я врезаюсь в гущу свалки. Вот вам, получайте! Будете знать, как на брата моего замахиваться!
-…Прекратите!
Хорошо знакомый голос словно выливает мне на плечи ушат холодной воды. Споткнувшись, я замираю и моя рука разжимается, выпуская плечо старшего Тару – младший давно уже унёс ноги. Моя мама стоит на крыльце. Золотистая коса, как всегда, закручена вокруг головы, подол шёлкового платья развевает ветер. На лице – хорошо знакомая мне досада… и ещё что-то, напоминающее страх.
- Стыдно, Эльсе, - тихо говорит она. – Иди в дом.
Эдон бормочет что-то в мою защиту, я не слушаю. Шарю в колючей траве, пытаясь отыскать падд.
Моё лицо в зеркале как-то по-дурацки похоже на те безжизненные восковые черты с портретов отца. Матовая кожа, блекло-серые глаза, пегие косы на плечах… Даже чрезмерно выдающийся нос не может хоть немного оживить картину. Вот Эдон совсем другой: розовощёкий, веснушчатый, из тёмных зрачков через край плещет радость.
- Эй, Эльсе, - тянет меня за рукав, - чего ты такая смурная? Праздник же.
Ну да, праздник. Всё, видимо, по накатанной пойдёт: сначала мы в пёстрой толпе побредём на площадь, отец накупит Эдону сладкой пасты, свистелок, флажков и ещё кучу всякого ненужного барахла. Мы выслушаем тягучую, как патока, речь ведека, и нам раздадут свитки, чтобы мы написали на них то, что хотим сжечь в огне. Мама опять будет торопиться, пытаясь уместить все свои горести на листочке бумаги. Не знаю, о чём он а там так пространно пишет… Я последние пару лет бросаю чистый лист: больше всего мне хочется избавиться от разъедающей внутренности пустоты.
- Я не хочу на праздник, - вырывается у меня. – Идите. Я лучше про Эпоху Расцвета поучу.
- Эльсе, - с укором раздаётся у меня за спиной. В глазах мамы холод и усталость. – И ты можешь так говорить? Праздник Благодарности – намного больше, чем повод для застолья и веселья. Лишь чёрствые душой этого не понимают.
Я смотрю в пол, сцепив ладони за спиной.
- Иди в свою комнату, Эльсе. Проси прощения у Пророков. Через полчаса мы ждём тебя внизу.
Иногда мне кажется, что я должна просить у Пророков прощения уже за то, что родилась на свет.
- Одной из причин ухода кардассианцев со станции Терок Нор и прекращен ия Оккупации исследователя считают неуклонно возрастающее давление Объединённой Федерации планет. В то же время нельзя недооценивать и роль отрядов баджорского Сопротивления на планете и на станции…
Экзаменаторша, эксцентричная дама из столицы с латиновой серьгой в ухе, благожелательно улыбается :
- Очень хорошо. Каких известных борцов Сопротивления ты можешь назвать?
- Шакаар Эдон, - не задумываясь , выпаливаю я . – В две тысяче триста сорок первом организовал свою ячейку Сопротивления, нанёсшую значительный урон кардассианцам в провинции Дахкур. Наиболее значимые акции – освобождение трудового лагеря Галитеп, убийство гал Пирака. Ещё был Тана Лос, глава Зелёного отряда Кон-Ма. Это была ультраправая террористическая группировка, и её методы мне представляются чересчур радикальными. Ещё – Кира Нерис, соратница Шакаара…
- К ира Нерис, - задумчиво повторяет экзаменаторша. – Я её неплохо знаю, ещё с времен Оккупации. Скажи, Мара Эльсе, как ты относишься к кардассианцам?
Я пожимаю плечами: вопрос довольно неожиданный.
- Да нормально отношусь. Раньше, конечно, они с нам и по-скотски себя вели , но Доминионские войны их здорово потрепали… и нас тоже. Нам сейчас надо сотрудничать.
- Разумная точка зрения. Если ты ещё не выбрала свой дальнейший жизненный путь, Мара, как ты отнесёшься к тому, чтобы поучаствовать в программе гуманитарной помощи? Нам очень нужны добровольцы.
Что-то гулко бухает у меня в грудной клетке, я придвигаюсь ближе вместе со стулом.
- А… как это можно устроить?
- Очень просто, - полные губы складываются в мягкую улыбку. – Координатор программы – полковник Кира, глава станции «Глубокий космос 9». Я дам тебе рекомендательное письмо к ней. На станции ты уточнишь все детали и, если ты будешь признана годной и тебя всё устроит, подпишешь контракт. Твои родители же не будут возражать, верно?
- Ты никуда не поедешь.
Мам ины побелевшие пальцы стискивают крышку стола, глаза блес тят от гнева . Я переминаюсь с ноги на ногу.
- Слышишь меня? Хватит пустяками голову забивать, тебе нечего делать на Кардассии. Пора заняться устройством своей жизни.
- Именно эт им я и хочу заняться, - ворчливо отзываюсь я.
- Я с тобой об университете говорю.
Покосившись на моё хмурое лицо, мама всплескивает руками:
- Ну за что мне это наказание? Не дочь, а рептилия бесчувственная!
Отец вздрагивает :
- Не гневи Пророков, Мика!
Мама тревожно косится на него, дотрагивается до его рукава:
- Но что нам делать, Беньян? Что нам делать?
С тяжёлым вздохом он складывает руки на груди.
- Я так считаю: пусть слетает на «Глубокий космос». Полковник Кира в высшей степени рассудительна и принципиальна, ты же знаешь её. Она не будет ничего приукрашивать. Несомненно, после разговора Эльсе поймёт, что волонтёрская служба на Кардассии – это не романтическая прогулка, и вернётся домой.
Мама неуверенно качает головой:
- А если… вдруг…
- Мика, - мягко улыбается он. – Это всего лишь «Глубокий космос». Побывать там вполне безопасно для нашей дочери.
Вот сейчас мне больше всего на свете хочется обнять его крепко-крепко. Но он почему-то всегда стесняется, словно каменеет, и поэтому я лишь выдыхаю:
- Спасибо.
Откуда мои родители знают Киру Нерис, ещё успеется выяснить. Сейчас главное – попасть на станцию.
Полковнику уже за пятьдесят, но она всё такая же мускулистая и поджарая, зоркие серые глаза смотрят проницательно.
- И зачем же вам на Кардассию, Мара?
- Не знаю, - честно говорю я.
Просто дома, в Дахкуре, мне нечего делать, и в столице тоже. Я иду как по болоту, пытаясь ощупью нашарить следующую кочку. Что я умею? В науки меня не тянет, в огороде копаться тоже не хочется. Одно время я думала пойти в Звёздный флот, но туда берут далеко не всех… да и с моими «способностями» меня никуда, кроме ка к в Службу безопасности, не направя т. Смертность среди краснорубашечников сейчас, конечно, в разы меньше, чем в прошлом веке, но от хорошей жизни туда всё равно мало кто идёт.
Тора, Тора Зиял, а ведь ты была наполовину кардассианкой. Твой отец возглавлял Оккупацию, гнал на расстрел сотни баджорцев… И всё же ты как-то нашла себя. Ты была удивительно цельным человеком – я читаю это в каждом твоём наброске. Наверное, ты любила и отца, и мать, погибшую где-то в пусты нях Дозарии.
- Что ж, - полковник Кира поднимает взгляд от моей анкеты. – Думаю, вам стоит сразу пройти медобследование. Если всё будет в порядке, мы обсудим детали.
- Да, полковник, - я встаю.
- Вторая дверь налево – медотсек. Спросите доктора Башира.
На голубовато-сером потолке мягко помаргивают лампочки. Я лежу, вытянувшись, на удобной биокровати, а миловидный кудрявый доктор отмечает что-то в падде.
- Интересно, - бормочет он, - очень интересно.
Трикодер вновь попискивает, доктор прищёлкивает языком.
- Мисс Мара, скажите мне, вы когда-нибудь подвергались косметическим операциям?
- Простите? – я приподнимаю голову.
- Вам внешность меняли?
- Да вроде нет, - пожимаю плечами. – Зачем?
- Приборы показывают, что в первые три года жизни вам регулярно вводили группу препаратов, перестраивающих работу клеток эпидермиса и дермы. Довольно неприятная и дорогостоящая процедура.
Я усаживаюсь на койке.
- Глупости какие. Сами посудите, доктор Башир, кому могло понадобиться изменить мне лицо? Родителям?
Он улыбается, и от этой невесёлой улыбки мне становится как-то не по себе.
- Родители порой полны сюрпризов. Ну что ж, мисс Мара, вы пригодны к работе в кардассианских климатических условиях.
Сделав пометку в моей карте, он добавляет:
- Вы, наверное, жару переносите лучше, чем холод?
- Ненавижу холод, - я непроизвольно передёргиваю плечами. Каждую зиму ведь простужаюсь, а Эдону всё нипочём.
- А как у вас с ночным зрением?
- Как у песчаной кошки , - улыбаюсь . Тут мне и впрямь есть чем похвастаться.
Ой…
Вместо того, чтобы подняться, я вновь усаживаюсь на койке.
- Доктор Башир, - вглядываюсь в смуглое улыбч ивое лицо, - вы можете вернуть мне настоящую внешность?
- Это займёт примерно полчаса. Но, учитывая, что вы несовершеннолетняя…
- По баджорским законам – совершеннолетняя, - выпаливаю я. Спасибо зубрёжке по истории. При Оккупации трудовой возраст понизили до пят надцати лет, и потом никому в голову не пришло вернуть всё назад.
- Ну, если так… - проворные руки достают из шкафчика гипошприц. – Не пожалеете потом?
Хмыкаю:
- Даже не представляю.
Лоб, щёки, шея чешутся так, словно я здорово обгорела на уборке мобы. Но всякий раз, когда я тяну руку к зудя щему месту, Башир укоряюще качает головой:
- Мисс Мара!
И я со вздохом заставляю себя лежать спокойно.
Наконец он отходит в сторону, кивает мне:
- Вставайте. Нужно зеркало?
Не дожидаясь моего кивка, протягивает мне квадратное стёклышко в пластиковой оправе.
Что ж, пора.
…У девушки из зеркала бледная кожа в чешуйках , большие, внимательные серые глаза. Ото лба к скулам тянутся изогнутые дуги гребней, такие же гребни очерчивают голую тонкую шею. Нос теперь кажется намного гармоничнее, на подбородке видна кокетливая ямочка. Слегка вьющиеся чёрные волосы падают на плечи.
- Ух ты, - выдыхаю я и вижу, как серые глаза искрятся восторгом. Я – наконец-то я, а не та блеклая тень с чужих полотен.
- Спасибо, доктор! – мои ладони крепко сжимают руку Башира.
- Да не за что, мисс Мара, не за что.
В кабинет осторожно заглядывает рыжеволосая голова:
- Доктор Башир, у вас всё в порядке? Столько времени прошло…
Полковник Кира видит меня и осекается.
Башир что-то объясняет ей, а она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, и долю секунды мне кажется, что Кира Нерис меня ударит. Но потом злость уходит из её взгляда, уголки губ вздрагивают в усмешке:
- Коррекция внешности, значит. Ну что ж, тем легче вас примут на Кардассии.
Я молча киваю.
- Вашу мать зовут Мика, верно? А отца – Беньян.
- Да. Вы знаете их, полковник?
- Немного. Мы познакомились на Эмпок Нор.
- На заброшенной станции?
- В то время она была не такой уж заброшенной, - сухо усмехается Кира. – Я, можно сказать, присутствовала при твоём рождении.
- Правда? – что-то толкает меня вперёд, к ней. – Полковник Кира, так вы можете сказать, кто мой настоящий…
- Могу. Но, думаю, лучше, если ты всё узнаешь от родителей.
Я с сомнением качаю головой:
- Они молчали почти шестнадцать лет.
- Что ж, если они и сейчас ничего тебе не расскажут, я сделаю это. На станцию тебе возвращаться уже не потребуется, но ты в любое время можешь связаться со мной с Кардассии Прайм.
- Благодарю вас, полковник.
Я протягиваю руку, и сухие пальцы крепко пожимают мою ладонь.
Пророки, хорошо, что Эдон в школе. Хорошо… Он не слышит надрывных криков матери, не видит пустого, погасшего взгляда отца.
И это ведь началось с порога…
- Вот она, явилась! Нарочно явилась, чтобы мы полюбовались! Отца не постыдилась. Он всю жизнь, всю жизнь на тебя горбатился, воспитывал тебя, как родную. Я своих сил не жалела, ночей не спала. И что ? Ни малейшей благодарности. В него ты пошла, в него, бессердечная!
- Как его звали?
- Я ему верила. Я думала, что он святой, что он выше Пророков. А он воспользовался… моей слабостью…
Всхлипывает. Щека отца болезненно дёргается.
- Он убить меня хотел, когда испугался, что я опозорю его! Шлюз открыл… и смеялся, пока я задыхалась. Ненавижу!
- Как его зовут? – повторяю я.
По лицу матери скатываются крупные блестящие слёзы. Она бессильно сжимает кулаки и бросает – так бросают последний камень, оставшийся за пазухой:
- Гал Дукат.
Я киваю.
Я поднимаюсь по лесенке к себе в комнату – собрать вещи.
Когда через полчаса я выхожу на скрипучее крыльцо, меня никто не провожает.
Моя расстёгнутая серьга лежит в прихожей, на тумбочке.
В космопорту жарко и солнечно, ветер треплет мои распущенные волосы. Я не стала их закалывать наверх по кардассианской моде, мне нравится и так. Тяжёлая сумка немного оттягивает плечо, но я привыкну. Сколько ещё до посадки – пятнадцать минут?
- Эльсе!
Оборачиваюсь и вижу отца. Беньяна. Он бредёт ко мне по неровной плитке тротуара.
- Слава Пророкам, успел, - на разрумянившемся лице блестят капельки пота. – Эльсе, маленькая, ты прости меня.
Поднимаю брови… то есть, гребни.
- За что?
- Я так и не смог стать тебе отцом. Таким, каким хотелось.
На моих губах дрожит улыбка:
- Но ведь ты старался.
- Да, старался. Я всегда любил тебя, Эльсе, и боялся тебя . Ужасно боялся.
Он протягивает ладонь, отводит от моего лба чёрную прядь.
- Ты красивая. Очень похожа на того, за кого я когда-то был готов отдать жизнь.
- Наверное. Я видела его голофото.
- От Мики в тебе почти ничего нет. А уж от меня…
Мотнув головой, я закидываю руки ему на шею. И он – наконец-то, наконец-то! – стискивает мои плечи в ответ.
Мягкий, плавный голос доносится до нас:
- Вниманию пассажиров: объявляется посадка на рейс номер А-921 Дахкур – Лакат. Повторяю…
Я поправляю ремешок сумки на плечи:
- До встречи!
- Погоди, - он сует руку в карман, судорожно шарит. – Вот. Мика… твоя мама просила передать.
На узкой белой ладони сверкает, разбрызгивая солнечные искры, серьга.
Я медлю, мои пальцы осторожно касаются металла. Серьга опускается в мой нагрудный карман.
Всё. Можно идти.
Ещё одно короткое объятие, и я иду к трапу, не оглядываясь назад.
У меня всё получится. Ведь я – дочь гал Дуката.
Оставить комментарий